Теперь глаза профессора сощурились до узких щелочек, как смотровые прорези в танковой броне, и из них устремились на лицо полицейского два изучающих луча.

– Я сказал лишь то, что имел в виду, а именно: мне жаль, что мы не пошли по жизни вместе, а расстались в самом начале пути.

Бентс ему не поверил. Ни одному его слову, ни его глазам, ни улыбочкам. Профессор Джереми Лидс был насквозь фальшивый, а душа его сжалась в комочек и теперь трепетала от страха, несмотря на внешнюю браваду. Но связан ли был этот страх с какой-то конкретной виной, или его просто напугал явившийся к нему полицейский? Смог бы Джереми срежиссировать подлый спектакль с таинственным «Джоном» в главной роли? Бентсу надо было все это обдумать, лучше в одиночестве и с сигаретой в зубах.

– Будьте откровенны, детектив, не пудрите мне мозги. Вы думаете, я в чем-то замешан. Скажите прямо, и я прямо вам отвечу. К тому, что происходит с Самантой сейчас, я никакого отношения не имею. И ничего плохого никогда бы ей не сделал. И мне сейчас абсолютно безразлично, что она вдруг вздумала найти себе работу опять у меня под боком.

Он вытянул шею, приблизив свое лицо совсем близко к лицу полицейского, и понизил голос почти до доверительного шепота.

– Знаешь, дружище, в ней что-то было и до сих пор есть. Я тогда втрескался в нее по уши. Это не просто женский шарм, а некая харизма интеллектуальной женственности. Вот почему я выделил ее из всех других студенток.

Бентс изобразил на лице понимающую ухмылку:

– Трахнул, вошел во вкус, женился, ну и... заскучал?

– Вроде того. Во всех мужчинах природой заложено желание одерживать победы, а затем стремиться к новому. И поверь, что я не из тех, кто любит топтаться на уже пройденной дорожке. Не я звал ее обратно в Новый Орлеан, а раз уж у нее так сложилось, мне наплевать, что она тут делает. Для меня она – приятное воспоминание и не более.

– Другая студентка заняла ее место?

– За это в нашей стране не сажают на электрический стул.

– И даже не кастрируют.

Оба они посмеялись и расстались после заверений профессора в готовности всегда ответить на любые вопросы, если таковые возникнут.

Выйдя из здания университета, Бентс ощутил, что смена погоды тягостно действует на настроение, так же, как и общение с псевдолевым профессором психологии. Солнце заволокли плотные, обещающие дождь облака, влажная душная жара стала невыносимой. И в тон этому всему была мысль, уныло свербящая, как больной зуб: насколько зыбко и ошибочно наше представление о том, что в мире правит справедливость. Как могла столь яркая и умная женщина отдать свое красивое тело и, наверное, чувства подобному ничтожному слизняку?

Скорее бы хлынул ливень и разрядил атмосферу! Впрочем, никакому дождю не смыть грязь с улиц Нового Орлеана и не очистить души его обитателей.

Бентс вздрогнул. Неужто он проникся настроением неизвестного маньяка, за которым начал охоту? Это опасно, хотя иногда бывает и полезно.

Забравшись в машину, Рик не тронулся со стоянки, а открыл все окна и зажег от прикуривателя вожделенный «Кэмел». Он смотрел на парней и девушек, устроившихся на газонах группками и поодиночке, читающих книги и конспекты, отключив себя от мира музыкальными наушниками.

Не все проводили время за учебой. Кто-то разминался на траве после сидения в душной аудитории, кто-то смеялся неизвестно чему, а некоторые парочки, отведя от губ самокрутки с марихуаной, вожделенно целовались. Весь этот молодняк словно бы не ведал, как скоро в огромной забегаловке под вывеской «Реальная жизнь» его зажарят, разложат по тарелочкам и съедят ждущие наступления этого момента жестокие взрослые.

Уже выезжая с подъездной дороги на скоростную магистраль, Бентс вдруг ощутил на себе именно такой «взрослый» взгляд, и настолько он был материален и нес в себе такой энергетический заряд ненависти, смешанной с презрением, что нажать на тормоз и оглядеться по сторонам было естественным желанием.

Бентс попытался определить, откуда этот взгляд был направлен. Вроде бы никто на университетском дворе и на автобусной остановке на обочине шоссе не вел себя как-то необычно. Двое чернокожих юнцов, правда, таращили на него глаза, глупо хихикая, но они вошли в подошедший автобус и отъехали. Да еще старик с седыми космами, выбивающимися из-под бейсболки, в больших солнцезащитных очках медленно шел по газону с объемистым мешком для мусора и с заостренной палкой, на которую накалывал разбросанные по траве бумажки и пластиковые стаканчики и стряхивал их в свою «суму».

Компьютер, заложенный внутрь любого хорошего копа, не выдал тревожного сигнала, и Бентс влился в уличное движение, но неудовлетворенность не покидала его. От этих растрепанных косм веяло каким-то дурным маскарадом, однако никакого предлога для возвращения назад и проверки своих подозрений Бентсу не приходило в голову. Да и вся обстановка вокруг университета после беседы с досточтимым ученым вполне могла показаться насквозь пропитанной фальшью, словно на костюмированной вечеринке.

Все-таки Бентс, включив полицейскую сирену, посмотрел в зеркальце заднего вида, интересуясь, как прореагирует на ее звук странный мусорщик, но тот уже скрылся за деревьями.

Несколько минут Бентс маневрировал с включенной сиреной, пробиваясь сквозь плотную уличную пробку, но хоть с сиреной, хоть без нее, движущийся по своим законам автомобильный поток диктовал ему свои условия. Поэтому Бентс отдался на его волю и принялся собирать в уме фрагменты головоломки, которую задала ему Саманта Лидс. Кусочки пока никак не складывались в целую картинку.

Кем мог быть этот чертов «Джон»?

Что его связывало с покойной Анни Сигер, умершей девять лет назад?

Почему какая-то женщина представилась ею, позвонив на радиостанцию?

Есть ли связь между скандальными событиями в эфире и убийствами во Французском квартале? Или это просто совпадение?

Бентс уже переговорил с федералами, даже звонил в штаб-квартиру ФБР в Куантико Норму Стоуэллу, с которым когда-то сотрудничал. Стоуэлл обладал непревзойденным чутьем и умением складывать любые головоломки, на какие бы мелкие фрагменты их ни расчленили. Он доказал это на деле, расследуя некоторые запутанные дела в Лос-Анджелесе. Бентс доверял ему и желал услышать его мнение. Стоуэлл не забыл о нем, что уже было хорошим знаком, и обещал подумать. Теперь оставалось только ждать от него факса или телефонного звонка.

Бентс, чтобы не так нервничать в пробке, курил одну сигарету за другой, медленно продвигаясь в общем потоке, пока не вырвался из него на площади Лафайет. Долгожданный, как наркотик, никотин оживил его мозг, вернул способность к концентрации мышления.

Но почему-то мышление, будто неверно направленный луч лазера, выбирало себе цель чуть поодаль от намеченной. Бентс подумал о Саманте. Для любого мужчины она вожделенный приз, тут никакого сомнения быть не может. Почему же она попала на крючок такого типа, как Лидс? В нем нет ничего даже от Змея, когда-то в раю обольстившего Еву. Всего лишь выросший до определенной длины слизняк. Мысли о том, что в нем самом заговорила ревность, Бентс, естественно, не допускал.

А кто, интересно, этот ее жених из Хьюстона, Дэвид Росс? Неплохо бы его прощупать, просветить со всех сторон. И еще новый сосед, Тай Уиллер. Появление неожиданного соседа в экстремальной ситуации – случайно ли это?

Бентс мысленно одернул себя. Долгое воздержание настраивает мысли на определенный лад, и он со стыдом это отметил. Но разве не его долг, как полицейского, покопаться, пусть осторожно и со всей возможной тактичностью, в грязном белье доктора Саманты Лидс?

Глава 20

Саманта с раздражением захлопнула объемистый том «Потерянного рая», решив больше к нему не возвращаться. Несколько часов она потратила на него, проштудировав почти весь текст, но ее предположение, что «Джон» в своих угрожающих посланиях ссылается на этот литературный памятник, не подтвердилось. Во всяком случае, она не обнаружила ни малейшего связующего звена и только заработала себе головную боль.